«От мрачных мыслей меня спасает кукуруза»

Появление Марины Москвиной в редакции НГС.НОВОСТИ случилось неожиданно. В Новосибирске проводился ежегодный книжный фестиваль «Белое пятно», где Марина должна была участвовать в дискуссии о различиях женской и мужской литератур. И между выступлением на ТВ и лекцией в НГУ она заглянула к нам — погреться и ответить на вопросы читателей НГС. Я лично этому несказанно обрадовался. Потому что Марина — одна из немногих писательниц, после чтения книг которой как-то странным образом хочется жить, и очень часто, когда у меня портится настроение, я достаю с книжной полки её «Роман с луной» или «Дорогу на Аннапурну», читаю несколько страниц, и все печали постепенно проходят. Встречу с писательницей можно посмотреть в видеоформате, здесь же я решил привести самые интересные ответы.

Владимир Иткин: Марина, как у вас получается лечить хандру читателя?

Марина Москвина: Сама не знаю. Просто, как говорил Корней Чуковский, нужно писать, когда ты счастлив сам. Но, конечно, иногда наоборот получается — когда ты сидишь и тебе грустно, то творчество тогда как лестница какая-то, по которой ты карабкаешься, карабкаешься и взмываешь, как самолет над облаками, и там Солнце, там звезды… Вот я летела к вам, в Новосибирск, и всё смотрела на звезды. А и над Новосибирском, и над Москвой такие тучи были! А над ними всегда сияют звезды. Об этом не нужно забывать.

Я пытался проанализировать, как наш город отражался в литературе, и вышла сплошная депрессия. Вот я хотел спросить вас — вы смотрели немного, чуть-чуть из окна на наш город, вот вам лично как кажется, какой роман вышел бы из Новосибирска?

Никогда не знаешь, глядя чуточку поверхностным взглядом, что получится. Поэтому даже в моих повестях-странствиях, в «Дороге на Аннапурну», «Небесных тихоходах», «По Индии», даже «Гуд бай, Арктика!..», где мы путешествовали на маленьком кораблике вокруг Шпицбергена и в Ледовитом океане — никогда не знаешь, что получится, если ты не испытал в этом маленьком райончике какую-то огромную любовь, разочарования, если ты не преодолел его и не было этого катарсиса, как говорил Аристотель. Поэтому ты должен жить в этом месте, работать, что-то принести, что-то получить от этого места, чтобы написать о нем что-то пережитое. Вот что важно — важно, чтты душой испытал здесь. Тогда ты сможешь что-то написать стоящее.

И у вас не было ощущения чего-то серого и депрессивного?

Мы все становимся прекрасны, когда на нас глядит поэт, сказала Белла Ахмадулина, и свет — он во взгляде смотрящего. Поэтому, всё же, когда нас окружают серые будни и серые здания, и что-то серое, нужно понять, что что-то в нас самих прокралось, в наш взгляд. Ведь всё-таки наш взгляд ответственный за то, что мы видим вокруг.

Вы известны как детский писатель. У вас также есть «недетские» произведения, но в них вы также пользуетесь инструментарием «детского» текста. Чем вам как художнику интересен такой текст? Как вы думаете, почему многие взрослые тоже очень любят читать ваши книги для детей? Это воспоминание детства или инфантилизм?

Детский инструментарий — почему? Когда ты работаешь с детьми, когда ты выходишь на площадку, а перед тобой большой зал детей, ты обязан быть интересным, артистичным, быть в тонусе, потому что если ты начнешь что-то себе бубнить из-под носа, то дети не будут слушать — они невежливы. Поэтому ты их можешь только захватить, загипнотизировать, что-то такое им рассказать, чтоб их заворожило! Я думаю, что это относится и ко взрослым.

В ваших книгах и в мультипликационном сериале «Везуха», который снят частично по мотивам ваших книг, я так понимаю, — там большой автобиографический момент: папа, который занимается йогой и ищет контакта с инопланетянами, мама — переводчик, витает в облаках, и сын такой трезвый и здравомыслящий. В вашей семье так и есть? Можете рассказать немного о вашей семье?

Конечно. Муж мой Леонид Тишков — художник, поразительный человек, он настолько всегда ощущает свою связь с творческой ноосферой земли, что даже ночью держит под подушкой блокнот и карандаш — его все время посещают какие-то идеи, и если он не достанет этот блокнот и не запишет свои идеи, то он будет мучиться, не спать, ходить, пить чай, никому не давать спать. Сын мой — тоже поразительный человек. Нас все время заносит с Леонидом Тишковым, а он всегда держит нас за ноги, чтобы не дать улететь и не лишиться родителей. Поэтому много, конечно, биографических вещей, но, разумеется, много и придуманного.

Вопрос от нашей читательницы Анны. Она пишет, что ваш «Гений безответной любви» — для нее даже не настольная, а книга, которая практически всегда с собой. «Как-то так получается, что там для меня находятся ключи к практически любой моей личностной заморочке. А к чему вы обращаетесь, если вдруг тупик»?

По-разному, по-разному. Иногда я ем кукурузу, она меня очень спасает от мрачных мыслей.

Початками или консервированную?

Что под руку попадется. А иногда — нужно просто тихо посидеть, чтобы всё как-то само образовалось. Люблю читать мудрецов — Раджниша, Кришнамурти, Сенеку, даже Фому Аквинского иногда. Очень, очень люблю православных мудрецов, греческих, киников обожаю — Диогена, Сократа. Чтобы никто не подумал, что я умничаю: эти люди — они не умничают, они толкают тебя в себя, ты туда валишься как в какую-то бездну. И когда ты туда валишься, в эту бездну, — это все равно что взлетать вверх. И ты понимаешь, что всё прекрасно, что такова структура момента, как говорил Билли Пилигрим — помните, был такой персонаж у Курта Воннегута, в «Крестовом походе детей» И он говорил: «Просто такова структура момента». И мы должны понимать: эта структура момента — она встроена в линию нашей судьбы. Хочется смотреть на общую картину — но мы ее не видим. А поскольку мы ее не видим целиком, как говорил один мудрец — куда бы ты ни шел, иди танцуя.

Нравится ли вам время, в котором мы живем? И страна? Получается ли чувствовать себя счастливой, когда по ТВ идут все эти «Тринадцать друзей хунты», разговоры о национал-предателях и так далее?

Я понимаю вас, дорогой мой, и очень сопереживаю. Я не смотрю телевизор — не потому что огораживаюсь от этого мира, отгородиться от него невозможно, просто стараюсь аккуратность соблюдать — и в одежде, и в том, что смотрю, читаю. К сожалению, отгородиться от этого невозможно, но, как сказал Александр Кушнер: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Просто я стараюсь тем, что я есть, как-то… понимаете, то, что я чувствую этот свет и я его пытаюсь… как говорят хасиды — не кляни тьму, но неси свою свечу. Я держу свою свечу. И вы это чувствуете — ведь не зря же мы сейчас с вами разговариваем и вы задаете мне этот вопрос. Свеча — вот она. И вашу свечу тоже вижу. И я надеюсь, что чем их будет больше, тем меньше будет хунт и всего остального на эту же букву.

Но всё же — были разные времена, в которые вы жили. И советское, и перестроечное, и относительно спокойное в 2000-х, и не очень спокойное — сейчас. В каком времени комфортнее было?

Комфортнее всего мне было в перестроечное время. Я люблю ветер перемен. Мне нравилось, когда рушится что-то старое, открываются двери, когда вытряхиваются скелеты из шкафов. Мне нравилось, что появилось состояние неопределенности, потому что состояние неопределенности у человека — самое плодотворное. Ты мог исповедовать любую религию, ты мог заниматься поэзией, ты мог стать монахом, рэкетиром, бизнесменом в малиновом пиджаке — выбирай, всё открыто! Когда люди собрались у Белого дома — вы посмотрите хронику, сколько там было личностей! — они говорили, что никогда не чувствовали такого единения душ, как когда они вышли защищать свободу к Белому дому. Я думаю, что человек должен быть свободен в выборе всего.

Сейчас человек менее свободен?

Конечно, сейчас человек может себя чувствовать свободным, потому что независимость и свобода — это внутреннее ощущение. Диоген был рабом, его покупали, продавали, а он говорил, что он свободен — внутренне. «Это ты раб своего кошелька, а я — свободен». Сейчас нужно заработать эту внутреннюю свободу от того, чттебе показывают по телевизору или пытаются как-то внушить.

Над чем вы работаете сейчас?

Всё, что меня интересует, — это великая тайна жизни: кто тот человек в театре теней, которого я отчего-то считаю собой? Что он делает здесь, в этом мире? Зачем он пришел? Откуда он пришел и куда идет? Вот это всё меня очень интересует, и я пытаюсь выяснить это на примере своей жизни и всего своего генеалогического древа. Хотя есть же еще родственные души — вот я увидела вас, Володя, и сразу почувствовала родство очень большое — потому что это видно по всему: по ауре, по глазам, по бороде — вот и всё. Поэтому иногда человек, случайно встреченный на улице или в метро на эскалаторе, кажется тебе чрезвычайно родным. Я убеждена совершенно, что люди, которых мы встречаем, души, которые пришли в этот мир, — они не в первый раз на Земле. Я верю в человека — потому что накопления, этот груз, который он приобретает за время жизни, — он грандиозен. Каждый из нас осуществляет какую-то практику. Один становится богачом, другой занимается чем-то другим. Почему нас тянет к какому-то учению? Видимо, мы это проходили уже на каких-то прежних ступенях своего существования, своего грандиозного странствия в этой вселенной. А то и не только в этой: говорят же, что наша Вселенная — это только веточка, маленький отросток от других, огромных вселенных, которые мы оставляем позади и к которым мы устремляемся. Вот об этом и будет роман, но, конечно, на почве каких-то историй. Вот, например, мой дед — Захаров Степан Степаныч… и второй дед, и обе бабушки — они прожили такие потрясающие жизни! Они бы мне сказали сейчас: «Да поменьше б таких потрясений!». Они прошли все революции, Гражданскую войну, Отечественную войну — и они, и родители мои пережили. Они прошли все сложности, все трудности. И вот та мысль, которую я высказала в начале, будет соединена с этими потрясающими судьбами.

А с какого года, с какого века вся эта история будет?

Я бы хотела, чтобы там была вся история человечества, конечно. Но как уж удастся копнуть…

А пока — как глубоко удалось?

Пока что — возникновение человека. А там посмотрим.

Мария спрашивает: «Десять лучших детских авторов — на ваш взгляд?».

Это Экзюпери, это Ульф Старк, это Юрий Сотник, это Виктор Драгунский, это Борис Заходер, Милн, Энде — «Бесконечная история», Спиридон Вангели — «Приключения Гугуцэ», Юрий Коваль, Юрий Яковлев, «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, Гоголь, Рабле… ну и так далее.

Фото Александра Ощепкова