«Возмутитель спокойствия»: чужой притаился в ванной

В открытом доступе появился последний фильм голландского абсурдиста и сюрреалиста Алекса ван Вармердама, имеющего немало поклонников в разных странах.

Как это ни удивительно, но именно эта работа Вармердама, отражающая некоторое оскудение и окостенение авторского стиля, попала в конкурс Каннского фестиваля (впервые обратившего внимание на культового режиссера), а затем была выдвинута Нидерландами еще и на иноязычный «Оскар».

Патлатый бродяга Камиль Боргман, изгнанный из лесной землянки вооруженными до зубов «мирными самаритянами», вынужден искать себе новое убежище в частном секторе городского предместья, оккупированном зажиточным средним классом. Попросив разрешения принять душ, он получает отпор от хозяина дизайнерской виллы, но находит обходной путь к сердцу хозяйки. Затем при содействии еще четверых таких же, как сам, латентных психопатов начинает методично терроризировать владельцев дома, отправляя их одного за другим на тот свет. Буржуазия как класс терпит в фильме Вармердома очередное поражение от глумливых прихожан без рода и племени, которые бесцеремонно вторгаются в жизнь мидл-класса, чтобы устроить тихий геноцид без особых на то оснований.

Этот фильм будто пытается соединить парадоксальность стиля Бертрана Блие и социальную агрессивность Михаэля Ханеке. И первое, что видишь за малорослым «Боргманом» (так буквально звучит название), — это гигантская тень «Забавных игр» (1997), которая делает творение Вармердама почти незаметным. В «Забавных играх» у Ханеке, если помните, двое молодых людей пришли попросить по-соседски пару яиц, а потом устроили кровавую бойню. Здесь бомж с видом нищего музыканта, манипулируя слабостями совестливой хозяйки, покрывающей присутствие непрошенного гостя, отвечает на доброту совсем не так, как ожидаешь. Толерантность, не знающая границ, лишившая самости мягкотелую буржуазию и выросшая, судя по всему, из политкорректности, — это, судя по всему, новая моральная крайность либеральных обществ.

И ладно, если бы за противостоянием толерантности и агрессивности здесь стояла какая-то актуальная идея, например, запретов на табу или отсутствия в обществе идеалов и сакральных понятий и, как следствие, разделения добра и зла, влекущего за собой все больше нравственных отклонений, как то: однополые браки, легализация инцеста, антропофилия как законодательно разрешаемый каннибализм… В общем, издержки современного социального мироустройства оставляют немалый простор, где при желании можно разгуляться пытливому уму художника. Вармердам же впервые снял кино «ни о чем» или «непонятно о чем», что в данном случае не имеет особой разницы. Все трактовки и интерпретации, как никогда раньше, будут умозрительны.

Автор так и не дает ответа на вопрос: Боргман — это «псих клинический» или тот, кто «право имеет», если воспользоваться формулировкой Достоевского? То ли мы имеем здесь дело с плохо абсорбированными левацкими идеями, то ли с абсурдом во имя абсурда, которому, в общем-то, грош цена в базарный день. Несмешной абсурд — вещь сама по себе смешная, но только как оксюморон. Вармердам вроде как пытается сделать притчу о беспричинном зле или сатиру на прогнившие нравы, но почему-то ни то, ни другое толком не получается, озадачивая необъяснимой беспричинностью всей этой брутальной вакханалии. Короче, мотивации главного героя и его сообщников так и остались для меня тайной за семью печатями. Абсурдность же сама по себе вещь малопродуктивная, и этот фильм одно из красноречивых тому подтверждений.

Для сравнения, в «Платье» (1996) — одном из лучших фильмов Вармердама — герои сходили с ума из-за куска материи, превращаясь один за другим в фетишистов. И этого было достаточно, чтобы в фильме появились энергия и юмор. Здесь же ни того, ни другого нет и в помине, хотя замысел был куда как амбициозней. Так вслед за Йосом Стеллингом, оступившимся на «Девушке и смерти», серьезное поражение потерпел еще один «малый голландец», не сумевший подкрепить конструкцию своего последнего фильма внятным идейным фундаментом.

Фото vebidoo.com