«Мебиус»: клинический случай кастрации

В самом маленьком кинозале города заканчивается прокат последней работы корейского шокмена-экстремиста

Минут через семь после начала я понял, что серьезно встрял. Встрял по самое «не могу». Как раз в это время мама засовывала в рот и пыталась проглотить половой член, отрезанный ею у собственного сына. Сидя в полном одиночестве в подвальном зальчике «Пионера», я начал потихоньку сходить с ума… вслед за режиссером. То, что с Ким Ки-дуком явно что-то приключилось, полагаю, заметно и без сдачи анализов. В таком состоянии уже вряд ли поможет психолог, и обычно надо идти дальше по коридору, прямиком в кабинет психиатра.

На это имя повелись все: ладно бы только я, но и наши прокатчики, единственные в мире рискнувшие показать это кино публике, причем без купюр, в отличие от Южной Кореи. Повелся и Венецианский фестиваль, который хоть и не в конкурс, но все-таки взял в одну из программ это корейское безумие, от которого сносит не только крышу, но и фундамент вместе со стенами. Если это самопародия, то слишком беспомощная, если просто шутка мастера, то слишком неостроумная, если провокация, то слишком запоздалая. Провокации — удел молодых неофитов, а в зрелом, 52-летнем возрасте — это уже отдает маразмом и клиникой. Хотя возможно, что мы имеем здесь дело с каким-то недоразумением, когда обычно говорят «бес попутал».

То, что душу корейского режиссера рвут на части демоны, заметно было уже давно, но что они так серьезно за него взялись, стало явным только сейчас. По-хорошему, Ким Ки-дуку надо было уходить из кино еще 10 лет назад, когда он закончил «Весну, лето, осень…». Все, что было снято после нее, — это медленный спуск с горы, неожиданно завершившийся падением в пропасть. В пропасть неприкрытого идиотизма. Пожалуй, никто из культовых фигур, поднявшихся в 1980–1990-е годы (Альмодовар, Триер, Гринуэй, Озон…), не падал так низко в новом столетии, как Ким Ки-дук, свалившийся в какой-то беспросветный трэш. Из которого, мне кажется, ему уже не выбраться — слишком явственно потерян контроль: чувство вкуса не может настолько сильно и внезапно изменяться. Хотя вот ведь сумело же… И уже только поэтому данный случай достоин пристального изучения специалистов. Кажется, я перехожу на личности. Довел-таки меня кореец…

Зависть к пенису, о которой говорил Фрейд, относилась исключительно к женщинам, которые из-за его отсутствия, по мнению венского доктора, так сильно порой переживают, что могут покуситься на мужское достоинство. Знаменитая «Коррида любви» не просто касалась этой темы, но и отчасти закрывала ее. Ким Ки-дук предлагает в «Мебиусе» запредельный случай перверсии: жена, мстя мужу за измену, пытается лишить его детородного органа, но, не сумев справиться с бдительным супругом, направляет свою ненависть на сына. Пока тот спокойно почивает в постели, отрезает проклятый отросток. Так юноша с лицом корейского херувима становится не только калекой-инвалидом, но и посмешищем для сверстников.

Ким Ки-дук намешивает в сценарии бессчетное количество опять же чисто трэшевых извращений, среди которых можно отметить еще как минимум два оскопления, беготню по городу с отрезанным пенисом и его дальнейшим исчезновением под колесами машин… В этой связи риторический вопрос: «Что же он такое курил накануне?» — кажется уже некорректным, ибо над больными шутить не принято. Этот кореец еще никогда не был столь выраженным и законченным радикалом. Ради кала он готов был пойти тут на все, и получив фекалии на удивление беспомощных и вычурных «образов», размазал их по экрану, как безумные клиенты психдиспансеров размазывают по бумаге гуашь на занятиях арт-терапией.

Если снятая годом раньше «Пьета» еще как-то — порой из последних сил — удерживалась в пределах допустимого приличиями вкуса, то «Мебиус» переступил через все красные флажки даже в зоне самых что ни на есть либеральных эстетов. Кореец вроде бы попытался облагородить этот перформанс, во-первых, назвав его в честь создателя одноименной ленты, вроде как символизирующей бесконечность, а во-вторых, лишив героев дара речи и переведя повествование в утрированную — немую — форму условности. Но и это не помогло. Вроде как бы и понимаешь, что всерьез к этому относиться нельзя, но не всерьез — не получается. Рекордное количество перверсий слишком кардинально нарушает пропорции — дуальность между плюсами и минусами, добром и злом. Членовредительство сменяется тут членолишательством, а абсурд обращается умопомешательством.

Прокат «Мебиуса» завершается полнейшим провалом: две с небольшим тысячи российских зрителей (антирекорд посещаемости у нас ки-дуковских картин), надо полагать, как и я, пришли на брендовое имя, рассчитывая, в худшем случае, посмотреть кризисный фильм корейца, но вместо этого попали на его клинический фильм. А это, я вам скажу, две большие разницы. Дальше уже сработало сарафанное радио: категорически не рекомендующее «туда ходить». А поскольку мне сарафанное радио — не указ, то я поплатился сполна, сглотнув эту паранойю, с которой (как бы ни подталкивали меня к этому пробитые защитные механизмы) задним числом уже бессмысленно сводить счеты. И чувствую, что пенисы кровавые во рту теперь мне будут сниться до скончанья века.

Едва дождавшись финальных титров, я выскочил из зала и тут же лицом к лицу столкнулся с двумя «корейцами», облаченными в рабочую униформу. Перекрестившись наотмашь, я припустил вверх по лестнице, к выходу…

Фото shangols.canalblog.com