«Хочу сделать ремонт, продать квартиру и уехать»

37-летнего Виктора Ганчара освободили после почти года заключения. Судебный процесс над отцом двоих детей, защищавшим свой дом от непрошенного гостя, завершился приговором в 6,5 лет. Однако после огромного общественного резонанса в дело Ганчара вмешалась Генпрокуратура. В итоге в работе новосибирских судей были обнаружены грубые ошибки, и Верховный суд РФ на минувшей неделе постановил немедленно выпустить Ганчара на свободу, а его дело — пересмотреть. Подробности последних двух лет жизни Виктор Ганчар и его жена Юлия рассказали в эксклюзивном интервью корреспонденту НГС.НОВОСТИ.

Справка: Виктор Ганчар, помощник машиниста тепловоза, 16 сентября 2014 года на лестничной площадке около своей квартиры по ул. Ольги Жилиной, 92 убил 32-летнего Артема Галкина, проживавшего в соседнем общежитии. Галкин в тот вечер постучался в квартиру Ганчара, дверь открыла старшая дочь Виктора, которую Галкин схватил за руку. Выталкивая непрошеного гостя из квартиры, Ганчар уже на лестничной площадке нанес ему оказавшийся смертельным удар ногой в печень. В декабре 2015 года Ганчар получил 6,5 лет в колонии строгого режима по ч. 4 ст. 111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть). На минувшей неделе стало известно о решении Верховного суда РФ отправить дело на пересмотр, Виктора Ганчара освободили 20 августа.

Виктор Ганчар встретил журналистов НГС.НОВОСТИ в своей хрущевке на Ольги Жилиной, где два года назад развернулись трагические события. Квартирка чистая, но маленькая и очень скромно обставленная. По комнатам носится здоровый пес — Юлия говорит, взяла специально после этого случая — для защиты. Виктор — спокойный приветливый мужчина средних лет, жилистый и худощавый. «Нет, нет, ботинки не снимайте, мы ремонт затеяли, пол перекладываем, проходите!» — приглашает его супруга Юлия в комнату.

Виктор, давайте начнем с последнего года, который вы провели в колонии. Где вы сидели? Каким был первый день?

В ИК-18, это колония строгого режима. Нас привезли в карантин и после двухнедельного пребывания там вывели в барак примерно на 100 человек. Двухъярусные кровати. У нас был рабочий барак, 8-й отряд. Я устроился на работу — «пристреливал» наружную планку на межкомнатные двери. В бригаде работало 40 человек. Потом эти двери шли на продажу, например в «Леруа Мерлен». За эту работу я получал 500 руб. — остальное автоматически вычиталось и уходило на погашение иска в 500 тыс. руб. родственникам погибшего.

Хотя иск отменили, но арест с банковской карты еще не сняли — на ней минус 430 тыс. руб. Получается, я выплатил уже 70 тыс. по иску. Это все вычиталось из зарплаты в колонии, плюс забрали те деньги, что были на карточке. Также арестовали машину, удержали деньги с ипотечного счета за несколько месяцев.

Раз иск отменен, то вам должны родственники погибшего вернуть эти 70 тыс.?

Должны, но это сейчас не первоочередная задача.

Насколько страшно для обычного человека попасть в такое место, как колония строгого режима?

Не так страшно, как кажется. Я уже жил в таком бараке, в армии. Все ходят в форме, за отсутствие бирки можно попасть в штрафной изолятор. Свою территорию, локальный сектор, покинул — нарушение. Дают за это по 15 суток ШИЗО (штрафной изолятор. — А.Т.). Режим.

В таких местах отбывают наказания убийцы, маньяки… Был страх, когда вас везли в колонию?

Вначале было страшно. А потом понял, что кругом обычные люди, как в любом большом обществе, в любом большом мужском коллективе.

Когда вы зашли в барак, вас уже знали?

Да, знали. Это я не видел всех этих публикаций, а там многие читали, смотрели. Отнеслись нормально к моему делу, многие помогали, поддерживали там. Кто-то говорил, что окажись на моем месте в той ситуации, поступили бы еще жестче.

Изменилось ли ваше отношение к тем, кто сидит в колонии?

Я не думаю, что если человек побывал в колонии, то на нем надо ставить крест. Очень разные люди. Наоборот, надо поддержать — когда выходят, им тяжелей устроиться на работу. Мне повезло — обратно взяли на мою работу. А у некоторых, если видят «статья», то многих не берут на работу. Особенно если «строгая» статья.

Смогли бы отсидеть свой семилетний срок, если бы для вас все не закончилось так удачно?

Пришлось бы. Так бы и работал, делал двери.

Что лично для вас было самым тяжелым в колонии?

Тяжело, что прекращается общение с родственниками. Свидание — раз в 4 месяца. Вообще, в колонии полегче, чем в СИЗО, где ты сидишь в камере. В колонии можно ходить, выходить, на работу опять же ходишь. Я там даже курить меньше стал, чем в СИЗО. Мне не хватало возможности готовить самому себе. Там ели в столовой, и питание, конечно, отличается от того, к чему дома привык.

Я вспоминал, что дочка, когда готовила, частенько забывала посолить, и я в шутку говорил, что готовить не умеет. А в колонии я понял, что дочка-то хорошо готовит!

Вы заметно похудели, это из-за тюремного рациона?

Да я бы не сказал… Это в последний месяц почему-то началось. Я думаю, из-за нервов больше, за последний месяц много сбросил. Сильно переживал, ждал результата рассмотрения Верховным судом.

Понимаете, из колонии на самом деле редко кто выходит раньше срока. А особенно только начав этот срок отбывать. Это из СИЗО часто выпускают, а чтобы из колонии — мало случаев.

Много ли людей там сидят, которые считают себя незаслуженно осужденными?

Двух-трех человек я знаю, я с ними работал. Есть и те, кто признают: да, я убил. Некоторые говорят: много дали, кто-то считает, что ему повезло и, наоборот, мало дали. Кто как. Тут надо понимать, что

если бы не моя жена, я бы тоже ничего не добился, так бы и остался срок до конца отбывать. И у тех, кто считают себя невиновными и сидят, — у них или такого человека не нашлось, или у кого-то денег не хватило.

Нам, например, с деньгами тоже помогали — железнодорожники. Депутат Шерин писал обращения в Генпрокуратуру. Заместитель генпрокурора Малиновский писал представление в Верховный суд. Конечно, не каждому, кто там находится, оказывается такая поддержка, на таком уровне. Мне очень сильно помогло то, что СМИ широко освещали это дело.

Есть много людей, которые считают, что вы виновны…

Мне кажется, это просто знакомые этого человека. Кто меня знает — в курсе, что я неконфликтный человек, стараюсь все время конфликты обойти.

Зная, как в итоге все повернулось, как бы вы сейчас на своем же месте поступили в той ситуации?

Я думаю, что любой человек будет любыми способами защищать себя, свою семью, свой дом. Если меня сейчас перенести в тот день, то, наверное, все б так же сделал. Понимаете, это нападение на детей. По-другому просто никак не получилось бы. Я когда его выталкивал из квартиры, он же дверь держал. Закрыть изнутри не получилось бы. То есть мне в любом случае пришлось бы его вытолкнуть из квартиры. Опять же, в любом случае он нанес бы мне удары, я ему. Он на меня бежит — мне все равно надо было бы что-то сделать, чтобы он остановился. Случайность.

Зачем его надо было бить ногой?

Он на меня с агрессией нападает. Я просто его хотел остановить. С агрессией бежит человек — я бы его рукой и не смог остановить. Я оттолкнуть его хотел ногой. Так получилось.

Почему нельзя было вытолкать этого мужчину, закрыть дверь, вызвать полицию и на этом всем забыть?

Он мне не дал такой возможности. Я его когда вытолкал, он держался одной рукой за ручку, другой — за коробку дверную. У меня не получалось его оторвать. И получается, что когда я его вытолкнул, то вместе с ним вышел на лестничную площадку. Повернуться дальше к нему спиной? Желания нет поворачиваться к таким людям спиной…

Есть еще версия у ваших недоброжелателей, что это была ваша месть ему за что-то…

Я его не знал. Тем более, его мать говорила, он занимался дзюдо, ездил на соревнования. Четыре судимости у него, говорят, было. Если бы я его знал, я бы его еще больше опасался.

Зачем все-таки Артем Галкин пришел к вам в квартиру тогда?

Юлия Ганчар: Я думаю, он рассудил, раз мы платим ипотеку, есть машина — значит, есть деньги. Но зачем он к ребенку полез?..

Странно это как-то...

Юлия: Да, я тоже до конца так и не поняла, зачем он это сделал. Мы потом уже узнали, что с этим Галкиным жили в одном общежитии, хотя даже и не знали его. Мы потом съехали, купили квартиру, он так же там и жил в этом общежитии.

Виктор: Потом мы уже узнали, что с ним в тот день пили наши общие знакомые и рассказали ему про нас, что мы купили квартиру, машину. Может быть, эти разговоры его накрутили.

Юлия: Мы, кстати, считаем, что он не один пришел. Там еще нашли между вторым и третьим этажом удостоверение его друга. Но того друга никто не допрашивал, не искал. Хотя мы просили сделать распечатку звонков с телефона Галкина, чтобы доказать, что он не один пришел. Но телефон просто его матери отдали, распечатку не делали, «симку» не проверяли.

Виктор: Он еще в такой момент пришел, когда меня в принципе дома уже могло не быть. Жена только в девять вечером приходила.

Юлия: Допустим, если он шел, зная, что нас дома нет, но дети-то дома были — это все знали. Я вот этого не понимаю. Для чего? Напасть на ребенка?

Может быть, он просто подъезд перепутал, а шел к другу, например?

Здесь его никто не знает во всем доме. Причем незадолго до этой истории его видели во втором подъезде, у него там был конфликт с женщиной, которая увидела, что он делает «закладку». Он ей голову проломил, она в больнице долго пролежала, писала заявление.

Он был пьян или под наркотиками?

Виктор: Экспертиза установила только алкогольное опьянение — 2,95 промилле. Его еще проверили на героин и еще какие-то сильнодействующие наркотики, а вот на вот эту химию, соли, никто не проверял.

Юлия: Зачем он именно к нам пришел? И потом, когда ты уже ворвался, ну видишь же, что здесь ребенок, здесь мужчина выбегает. Если ты ошибся, то должен извиниться и уйти. Но он-то напал на моего мужа!

Как бы то ни было, вы убили человека. В русской культуре это большой грех, большое эмоциональное переживание. Что вы чувствуете?

Я и переживаю, и сочувствую. И матери сочувствую. Но у меня умысла никакого не было… Ни убивать, ничего.

Часто тот день вспоминаете?

Ну… Вспоминаю. Приходится.

Прокручиваете, как надо было поступить?

Да нет, не прокручиваю… (часть фразы невнятно) …но вспоминать — вспоминаю.

Не было желания прийти на могилу к нему? Для внутреннего успокоения?

(Вздыхает.) Я в церковь хожу. За него свечку ставлю. (Пауза.) Не раз ходил. Прощения просил перед Богом. Больше я не знаю… На могилу — нет, желания нет.

Как отнесся ваш работодатель к тому, что вы решили вернуться на работу, на железную дорогу?

Я вернулся на свое прежнее место работы. Я работал помощником машиниста и доучивался в городе Тайга Кемеровской области на машиниста. Мне экзамены оставалось сдать, и все. Пока шло следствие, я ездил учился в город Тайга, судья мне дала разрешение на это. Сейчас у меня опять подписка о невыезде, и надо будет решать вновь вопрос с разрешением продолжать учебу в Тайге. По основной работе мне выезжать за пределы города не надо. Работодатель меня поддерживает во всем. Жене помогали очень сильно.

Жена тоже железнодорожник?

Нет, жена работает в троллейбусном депо. У меня очень хороший коллектив на работе. И материально жене помогали, и морально очень сильно.

У вас была ипотека. Кто ее в итоге оплачивал, пока вы были в заключении? Или банк пошел навстречу?

Нет. Более того, на мой ипотечный счет наложили арест. И когда жена оплачивала ипотеку, деньги не уходили. В итоге образовалась просрочка в 2 месяца. В итоге железная дорога помогла и погасили задолженность за один раз.

Насколько сильно судебный процесс ударил по семейному бюджету?

Виктор: Очень сильно. Один только приезд адвоката, не на суд даже, 20 тыс. стоит. Есть, конечно, бесплатные адвокаты, но они ничего добиваться не будут, только лишь присутствовать на заседаниях.

Жена бы никогда не смогла оплатить работу нашего адвоката. Но, во-первых, с нас он берет намного меньше денег, чем стоит его ставка. В этом плане он очень по-человечески к нам отнесся, мы ему очень благодарны. А во-вторых, финансово очень помогла железная дорога.

Юлия: Тут дело даже не в том, платный адвокат или бесплатный, нужен был просто умный человек. Который разбирается в этой всей системе. И нужен был опытный человек.

Виктор: Да и кстати, бесплатный адвокат — это только так говорится. А вообще одно заседание даже у «бесплатного» адвоката стоит 5 тыс. руб., которые им платит заключенный из своей зарплаты. Он условно бесплатный.

Юлия: Защита очень дорого стоит. Автомобиль мы продать не могли, на него был наложен арест. Тогда я выставила квартиру на продажу, мне потом машинист Сергей Семенюк сказал: «Не смей, ты останешься на улице». Профсоюз железной дороги очень сильно помогал.

А вообще, после всего случившегося наша дочь Карина мне сказала: мама, я выучусь хорошо и пойду работать в прокуратуру. Говорит: я буду хорошим прокурором, я не позволю, чтобы рушились семьи.

Что самое главное вы поняли о судебной системе в России?

Юлия: Я поняла одно, что в наше время невиновного человека очень спокойно можно посадить. Если нет сил бороться, нет денег и никто не помогает — очень тяжело будет доказать что-то. Ты говоришь — это белое, а тебе — это серое. Никто никому не нужен. Ну сидит человек, ну и пусть сидит. Решение судей же надо уважать. А то, что судьи могут действовать незаконно, ради своих целей, своих премий, — такого не должно в нашей стране быть. Получается, когда моего мужа садят незаконно, я должна просто сказать «спасибо, уважаемый суд». Так нельзя. Нужно добиваться правды любой ценой.

Виктор: А я думаю, что надо поменять как-то наши законы, чтобы судьи были нормальные. Чтобы не было таких разговоров, что якобы у судей есть норма годов, и ее надо выполнить за год.

Была ли какая-то причина у судей предвзято относиться к вашему делу?

Виктор: Нет, конечно. Я даже не знаю, как это назвать… Круговая порука или что? У нас поменялось шесть следователей. Один следователь написал вот так, второй так же, третий, и по цепочке идет. Какую статью следователь написал, такую судья и рассматривает. Судье легче согласиться со следователем.

Когда произошел переломный момент?

Виктор: Я это понял, когда сказали, что всё — тебя освобождают.

Юлия: Депутат Шерин написал в Генпрокуратуру. И после его письма Генпрокуратура вмешалась. Это было за месяц до освобождения. А когда я прочитала постановление Верховного суда, то подумала: «Господи, неужели?!».

Юля, у вас был момент, когда поняли, что муж может не выйти до конца срока?

Юлия: Нет, я всегда понимала, что добьюсь справедливости. Если бы Верховный суд не вынес такого решения, я бы писала в ЕСПЧ — Европейский суд по правам человека. Это уже последняя инстанция. Но надежда на Москву у меня была очень большая — им не нужны никакие премии, там действительно работают люди, которые разбираются в этих делах. И нам еще очень повезло, что так быстро рассмотрели. Люди по 6 лет сидят, ждут рассмотрения Верховным судом. А потом им говорят: извините, вы просидели ни за что. Шесть лет! Вот это страшно.

Какие у вас дальнейшие планы?

Виктор: Дальше? План — сделать ремонт, продать квартиру и уехать. В Пензу, у нас там родственники. Здесь тяжело. С одной стороны, все поздравляют с выходом, но все равно это очень тяжело.

Андрей Ткачук
Фото Ольги Бурлаковой