Ждет ли нас в августе экономическая катастрофа?

НГС:
Уважаемые читатели, полная расшифровка и видеозапись прямого эфира будут выложены позже

Александр Викторович Мирошников:
Добрый день Ольга!!! Как низко ждать падение рубля???

Вопрос Марка: Скажите, ожидается ли стабилизация и укрепление рубля в текущем году?

Ответ:
Я сразу хочу принести извинения перед зрителями — дело в том, что вопросов я не видела, практически это будет экспромт чистой воды. Возможно, кого-то мои ответы не устроят. Отвечать и комментировать я буду только от своего имени и, может быть, не всегда мои комментарии и выводы будут совпадать с общепринятыми точками зрения, т.е. я достаточно радикально смотрю на такие вещи, и хочу сказать, что в ближайшее время укрепление рубля нас ждать не будет, потому что на рынке нефти, на который очень сильно завязан наш бюджет и его наполнение, — вы знаете, что доля нефтегазовых доходов в бюджете более 50 %, все вместе с цветными и черными металлами — это около 70 %, цены на цветные и черные металлы являются производными от цены на нефть, и сегодня экономика России очень сильно связана с ценами на нефть на международном рынке. Поскольку сейчас цена на нефть очень сильно варьируется в разных диапазонах, т.е. мы наблюдали падение цены до 47, до 46, потом резкий рост до 50 долл. за баррель нефти марки Brent — и цена, соответственно, рубля очень сильно коррелирует с ценой на нефть. И очень трудно прогнозировать что-либо в такой ситуации, но отката назад и укрепления рубля до позиции 55–57 пока ждать не стоит. Я еще хочу прокомментировать: поскольку нас еще ждут погашения внешних корпоративных долгов в сентябре-декабре. Долгов наших госкорпораций — поскольку у нас на внешних рынках занимали не только банки, а основная доля внешнего долга приходится на государственные и негосударственные корпорации. Эта доля составляет порядка 600 млрд долл. Это все нефтегазовые: «Газпром», «Роснефть», все корпорации, связанные с рынком нефти и газа. Они занимали деньги на внешнем рынке — это обычная практика, потому что займы на внешних рынках были значительно дешевле — это 3–4–5 % максимум. Деньги эти, предположительно, занимались на выполнение каких-то крупных государственных инфраструктурных проектов. Дело в том, что цена на нефть рухнула, соответственно, сроки окупаемости этих проектов сдвинулись, и возможность погашать долги у этих компаний сократилась. И сейчас, когда речь идет о том, что погашать эти долги будут в сентябре-декабре, основная выплата внешнекорпоративного долга приходится на сентябрь-декабрь, т.е. на III–IV квартал 2015 года. И получается, что, помимо давления цены на нефть, на рубль сильно давят вот эти выплаты долгов, потому что корпорации теперь уже занимают на внутреннем рынке, они скупают доллары здесь, для того чтобы отдать, расплатиться, реструктуризировать свои долги. Не так давно Центральный банк увещевал нас всех, как раз накануне резкого повышения до 65 руб. за долл., что все хорошо, что корпорации справятся с выплатами внешних займов, что долг будет реструктуризирован. И тут же, буквально на следующий день, рубль очень сильно упал по отношению к международным валютам.

Ива Аврорина:
Во-первых, два вопроса возникают: о каких суммах идет речь, чтобы был понятен объем всего этого, масштаб, я бы сказала, — это первое, и второе — мне, например, непонятно: хорошо, сейчас у нас низкое соотношение рубль-доллар, низкая цена на нефть. Когда нефть была выше 100 долл. за баррель — это был довольно длительный период — а зачем тогда, это же был суперприбыльный бизнес, зачем они занимали деньги?

Ольга Валиева:
Сложно сказать зачем.

Ива Аврорина:
Это неэффективный менеджмент? Или что это?

Ольга Валиева:
Действительно, экономика высокомонополизирована. Бюджет достаточно сильно пополнялся — даже есть стабилизационный фонд, есть резервный фонд, фонд национального благосостояния, и цена отсечения, которая была на тот момент свыше 95 долл. за баррель. Все излишки — они поступали в резервные фонды нашей страны. Все остальное оставалось в корпорациях. На тот момент корпорации были заинтересованы в расширении своей деятельности, т.е. в развитии крупных месторождений, строительстве крупных газопроводов, нефтепроводов. Как вы помните, анонсировались крупные проекты — Южного потока, «Силы Сибири». Под эти проекты действительно делались займы. Но поскольку сейчас ситуация резко изменилась и спрос на нефть упал, упала цена на нефть, т.е. получается, что окупаемость и запуск этих проектов немножко откладывается на какой-то неопределенный срок. Средства для погашения-то нужны, и получается, что возможность погашения сократилась.

Ива Аврорина:
Т.е. они скупают на внутреннем рынке валюту, и она идет. О каких суммах идет речь?

Ольга Валиева:
Общая сумма долга — это порядка 600 млрд долл.

Ива Аврорина:
Т.е. сейчас госкорпорации скупают деньги, доллары внутри страны, миллионами долларов — если не миллиардами.

Ольга Валиева:
Да, для того чтобы погасить внешние долги.

Ива Аврорина:
И так, естественно, возникает дефицит, и курс растет.

Ольга Валиева:
Конечно. Т.е. это такие вот фундаментальные вещи, которые очень сильно влияют, поэтому сентябрь еще и до конца 2015 года возможны такие вот прыжки доллара по отношению к национальной валюте. Сложно сказать, будет ли прям такой категоричный обвал, как мне говорят: «Ну скажи, что рубль упадет до 100 долл.». Сказать не могу, потому что все-таки рынок энергоносителей — он достаточно стабилен.
По поводу выхода Ирана на этот рынок. Мы знаем, что существуют ближневосточные проблемы, что, опять же, внешнеполитические.

Антон:
Ольга,
Что будет с курсом рубля и с экономикой в целом в долгосрочной перспективе,когда Иран полноценно начнёт торговать нефтью?

Ответ:
Существуют совершенно разные прогнозы от тех, кто говорит о том, что Иран выйдет с добычей 1 млн баррелей, потом идут другие прогнозы о том, что этого не произойдет, т.е. ситуация настолько непредсказуема, поскольку она усугубляется внешнеполитическими проблемами самого Ирана, его взаимодействием с Соединенными Штатами Америки, с самими странами Ближнего Востока, и любая какая-то вспышка на границе в любой ближневосточной стране будет влиять на цену на нефть. С одной стороны, да, действительно, санкции, которые снимают США с Ирана, благотворно повлияют на увеличение добычи в мире за счет того, что Иран более активно включается в этот сектор, а с другой стороны, существует очень серьезная угроза конфликтов в странах Ближнего Востока, поэтому нельзя сказать, что рынок рухнет или рынок, наоборот, будет расти небывалыми темпами. Такая ситуация — это в любой момент с исламским государством конфликт. Политические конфликты очень сильно влияют на цены на сырьевые товары на рынке.

Ива Аврорина:
Одна выплата внешнего долга госкорпораций у нас в сентябре идёт, а следующая дата когда?

Ответ:
Декабрь – конец 2015 года, ближе к Новому году. То есть если сейчас, в августе, а до сентября наблюдаются такие вот флуктуации достаточно серьезные, то, соответственно, очередные колебания достаточно серьезные можно ожидать в ноябре. Как раз перед Новым годом, когда, возможно, будет та же самая ситуация: долларов на рынке будет не хватать и цена может скакать. Но, опять же, нельзя прогнозировать, что будет какой-то очень сильный обвал в канун Нового года. Почему? Потому что есть так называемые налоговые выплаты, когда все компании, экспортоориентированные, они продают выручку, продают свои накопленные валютные резервы на валютных счетах для выплаты налогов. И очень может быть, что произойдет такая ситуация, что как раз перед Новым годом, что рубль может укрепиться. Потому что компаниям нужно будет выплачивать налоги и, скорее всего, будет какое-то выравнивание, произойдет обратный отскок, поэтому нельзя прогнозировать, что рубль обвалится в ноябре-декабре, т.е. рынок достаточно устойчив. Он очень консервативен, этот рынок, контракты не обрываются, не меняются, т.е. система все равно обладает какой-то устойчивостью во времени. Контрагенты, потребители, производители и покупатели — они не меняют резко своих приоритетов, т.е. система достаточно стабильна, она консервативна. Нельзя сказать, что от России откажутся, и все рухнет. Нет, система, как бы то ни было, инертна, она накапливает определенный запас прочности и нельзя сказать, что всех пожрала сия пучина. Все равно какая-то инертность и накопленная прочность в системе существует, естественно.

Петр:
Если цены на нефть падают, объясните как экономист, почему растет бензин?

Ответ:
Это парадокс, причем этот парадокс не рыночного плана. Он отчасти объясняется фактором, конечно, роста цен в рублевом эквиваленте. Вы знаете, что до 90 % оборудования нефтегазового сектора — это оборудование импортное: машины, механизмы, все, что обеспечивает добычу нефти, технологии бурения. Стоят они достаточно дорого, понятно, что сейчас компаниям приходится выкладывать в два раза больше средств для того, чтобы приобрести, заменить, отремонтировать, приобрести запчасти. То есть вот эта компонента заложена в ценах на нефть, т.е. мы не можем резко перепрыгнуть и сократить свои цены, потому что у нас в основном вся нефтегазодобыча идет при использовании зарубежного оборудования и зарубежных технологий. Но это еще говорит о том, что сохраняется ориентация у топ-менеджеров компаний и корпораций на высокую маржу. Т.е. не привык у нас еще менеджмент компаний экономить на себе. Высокий уровень зарплат — он таким и остается. Для поддержания этого высокого уровня зарплат цены на бензин никто ронять не будет.

Ива Аврорина:
По сути дела, я правильно понимаю, что цены на мировом рынке на нефть, по которым мы ее продаем, они резко упали и падают, а при этом для нас добыча нефти стала изрядно дороже. Но при этом маржа сохраняется и уровень доходов топ-менеджеров сохраняется. И все это заложено в стоимости бензина.

Ольга Валиева:
Естественно. Вы же видите, что акцизы, тарифы, налоги на перевозку грузов они же тоже растут, они не падают, т.е. сама себестоимость нефти на внутреннем рынке — она не падает и затраты не сокращаются. Отсюда и цена на бензин тоже не может сокращаться в таких условиях.

Тимур:
Резкие колебания на валютном рынке, как известно ни к чему хорошему не приводят. В стране резко подорожали продукты питания, а инфляция подскочила чуть ли не в два раза, уровень дохода населения упал. Не приведет ли сложившаяся ситуация к дефолту, который был в 1998 году?

Ответ:
На самом деле, конечно, тут было уместно поговорить о социальных аспектах такой инфляции. Дело в том, что, конечно, доходы населения сократились в два раза за счет того, что цены на внутреннем рынке на продукты питания, на тарифы, услуги — они возросли. Официальная цифра инфляции в годовом эквиваленте сегодня около 16 %, была 17 %, сейчас 15,6 %, по данным Центрального банка. По группам товаров цены, конечно, очень сильно изменились, и это ощущают на себе прежде всего слабозащищенные слои населения.

Ива Аврорина:
У нас выросло количество слабозащищенных?

Ольга Валиева:
Конечно. Поскольку сократился доход населения, возможность населения приобретать те же товары и услуги — они также сократились, т.е. в этих условиях нельзя менять очень резко государственную политику, именно социальную политику. Нельзя сокращать, допустим, социальные расходы, что сейчас происходит. Скорее всего, нужна какая-то совершенно другая переориентация в промышленной политике, налоговой политике, в таможенной политике, а у нас происходит с точностью до наоборот. И конечно, это очень сильно отражается на покупательной способности самого населения.

Ива Аврорина:
То есть дефолта ожидать надо или не надо?

Ольга Валиева:
Дефолта не надо ждать. Потому что все-таки запас прочности у системы есть, определенные денежные накопления у населения есть. Ситуация опасна именно для слабозащищенной категории граждан, у которых доход ниже прожиточного минимума. Для них любой рост цен это уже катастрофа. Экономическая катастрофа она ладно экономическая, она же чревата социальной катастрофой, поэтому тут все зависит от того, какой у вас уровень дохода.
Падение уровня жизни уже произошло. То есть катастрофа — она уже идет, с декабря месяца. Все вы ощущаете, что вы приходите в магазин, и у вас возможности приобрести тот или иной товар резко сократились. Поехать в отпуск — сократились, лечиться возможности в частных клиниках тоже уже такой нет. Детей обучать тоже уже народ сто раз подумает, в какой вуз ребенка отдавать, если там платное образование — т.е. уже идет определенный тренд включения людей в те или иные рынки. Образовательный рынок ограничивается, рынок здравоохранения ограничивается, я уже не говорю о рынках потребительских товаров.

Мария:
Действительно ли антисанкции, введенные Россией, привели к росту цен? Об этом прочитала в августовском бюллетене аналитического центра при правительстве РФ. Там написано?"Эмбарго стало дополнительным фактором роста цен на продовольственные товары на внутреннем рынке наряду с девальвацией рубля. Несмотря на экспертные оценки о том, что к июню влияние девальвации на цены себя исчерпало, все еще сохраняется риск того, что к концу года удешевление российского рубля снова негативно скажется на потребительских ценах. - исследование Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации"

Ива Аврорина:
Если это официальная точка зрения, то каким образом запрет на ввоз определенных групп продуктов мог повлиять и повлиял на, как утверждает аналитический центр при Правительстве РФ на рост цен? Все же ожидали чего? Мы все убрали, произойдет импортозамещение, естественно это будет лучше, качественнее, быстрее и дешевле. Вот чего все ожидали. Однако мы видим рост цен и утверждается, что это никаким образом не связано с ростом курса доллара.

Ответ:
Дело в том, что при любом производстве абсолютно любого товара у нас сегодня используется от 30 до 90–100 % импортных компонентов, материалов, сырья. В кондитерских, мясных изделиях, хлебобулочных — любую сферу возьмите, там достаточно высокая доля импорта. И, соответственно, цены падать не будут, потому что все-таки этот импорт стал в два раза дороже и он стал менее доступен. Вы все знаете, что в кондитерских изделиях увеличилась доля пальмового масла, например. Понятно, что оно дешевое, а рынок сейчас воспринимает только дешевое. То же самое в молочке, сырах. Чтобы хоть как-то на этом рынке задержаться, производитель просто стал снижать качество товара, потому что цену надо как-то удерживать, чтобы потребитель все это покупал. И понятно, что в первую очередь пострадало качество. Т.е. цена либо выросла, либо приблизительно на том же уровне за счет более дешевых заменителей и разрешенных к импорту, во-вторых, конечно, очень снизилось качество. Об этом тоже очередные доклады заявляют. Конечно, произошло снижение качества и не произойдет снижение цены, потому что доля импорта в любом товаре — она сегодня в России очень высокая.

Наталья:
Добрый день! В стране колоссальный недоудовлетверенный спрос на качественные и доступные вещи - продукты питания, обувь, одежду, жилье и т.д. - это не может стать источником роста национальной экономики вообще?

Ответ:
Вообще, источником роста является доход. Доход граждан, доход бизнеса. В условиях, когда происходит обесценивание рубля, доход, естественно, сокращается. Пока не произойдет вот этого выползания из кризиса — он в принципе полноценный, мы уже из рецессии в стагнацию начинаем спускаться, когда и инфляция, и торможение роста производственного сектора, и не только производственного. Сейчас пока о том, чтобы ждать каких-то положительных изменений в потреблении, в росте доходов говорить не приходится. Нужно пока начинать адаптироваться к этому кризису, менять структуру экономики, структуру потребления, поэтому я прогнозировать какие-то позитивные изменения не могу.

Кирилл Ш:
Стагнация в нашей экономике началась в 2013 году, т.е. задолго до всех негативных для нашей экономики событий. С чем это было связано и можно ли исходя из этого сделать прогноз, что стагнация у нас не на 2-3 года, а на десять-двадцать лет.

Ответ:
Мы говорим о периоде в 3–5 лет. Вообще, я оптимист. Дело в том, что сегодня экономика нуждается в огромных потоках инвестиций, в притоке новых технологий. Если все-таки правительство изменит свое отношение к зарубежным инвестициям, свое отношение к инвестиционному климату и пойдет интенсивное развитие технологий и рынков, в Россию потекут потоки инвестиций, то ситуацию можно будет переломить в течение 3–5 лет. Если ситуация не изменится и страна останется на этом уровне развития, ситуация в здравоохранении — мы отстаем в развитии на 20 лет, в промышленном производстве, где производительность в 3–4 раза ниже, чем в странах Запада, в строительных технологиях, в сельском хозяйстве, где урожайность в разы ниже, чем в той же Канаде, то, действительно, нас ожидает стагнация в течение 10–20 лет, потому что технологии давно уже далеко ушли и мы плетемся, у нас достаточно серьезный разрыв с развитыми странами. Есть индексы конкурентоспособности, есть Global innovation index — глобальный инновационный индекс есть индекс развития коммуникационных технологий — эти индексы служат ориентацией на то, какое место занимает наша страна в целом среди всех стран. Допустим, глобальный индекс конкурентоспособности. Там 114 показателей. При оценке этого индекса, что-то около 150 стран участвуют, он в открытом пространстве есть. Среди этих 114 показателей ведь не только развитие промышленных или строительных технологий, там прежде всего институты защиты прав собственности, там защита прав миноритарных акционеров — на этих местах мы находимся во второй сотне даже, 123-е место, 120-е. Доля импорта в валовом национальном продукте — 133-е место из 180 стран. Доля экспорта — 120-е место. Защита прав собственности — 110-е место. То есть мы плетемся в хвосте по качеству институтов, по качеству госрегулирования, по подключению к энергетическим сетям, это какие-то не поддающиеся даже логическому объяснению места, рейтинги страны. Если эта ситуация не изменится, то мы действительно так и будем плестись в хвосте.

Ива Аврорина:
Ольга, но ведь, действительно, ситуация может измениться несколько по-иному, потому что активность сейчас обсуждается. То, что рейтинги — мусорный рейтинг — что это рейтинги ангажированные, что это специально, для того чтобы у нас дестабилизировать обстановку, и мы делаем свой рейтинг с шахматами и поэтессами. Соответственно, насчет ангажированности рейтингов — ну сделаем мы свой рейтинг и будем на него ориентироваться, и все.

Ольга Валиева:
Дело в том, что поскольку наш институт активно занимается изучением очень большого количества этих международных рейтингов, методологий их составления, сопоставления, анализом данных, то ангажированность присутствует в некоторых рейтингах, но в целом, как в теории больших чисел, когда анализируется 114 показателей по индексу глобальной конкурентоспособности по 180 странам мира, они все в сопоставимом виде. Если вы берете валовый национальный продукт каждой страны, то он берется в долларах и по паритету покупательной способности, а не так, как у нас, в денежном эквиваленте, в рублевом эквиваленте за период 15 лет выстроили, получили там необъятный рост. Ребята, ну вы: а) сопоставьте это с темпами инфляции; б) все-таки в какой-то денежный эквивалент по ППС приведите, потому что так сопоставлять индексы нельзя. А у меня подозрение, что наши индексы будут составлены именно не в соответствии с правильной методологией составления индексов, то есть: а) в относительном выражении; б) все-таки в привязке к каким-то постоянным величинам и в) все-таки с поправкой на инфляцию, чего в принципе у нас не делается, потому что у нас показывают абсолютные цифры, абсолютные росты, без поправок на инфляцию, без привязки к ценам, допустим, девяностого года, или чего хотите. Получаются совершенно бешеные вещи: рост зарплат, рост ВВП. Ребят, ну это просто некорректно в соответствии даже с научной методологией. Есть практики, методы, устоявшиеся во всем мире, никто не кричит, что они ангажированы, все это в открытом доступе есть. И я, например, наблюдаю ангажированность, когда европейцы начинают сравнивать себя с Китаем, с Россией, они, конечно, показывают, что, мол, впереди планеты всей, но в целом индексы, которые составляют Всемирный банк, Международный экономический форум — они достаточно объективны, и очень сложно по 114 показателям среди 180 стран мира приоритеты какие-то там свои собственные выстроить, причем данные открыты, есть и цифровые тут же рядом, есть у каждой страны своя страница, и источники — пожалуйста, рейтинги, методология отдельно издается — пожалуйста, смотрите, изучайте, все достаточно транспарентно.

Werboy:
Здравствуйте. Как вы считаете эффективны ли те меры, которые выдвигает правительство РФ для уменьшения влияния кризиса на экономику и жителей страны?

Ответ:
Я считаю, что неэффективны. Я считаю, что ни о каких мерах там речи вообще не идет.

Ива Аврорина:
То есть вообще ничего не делается для того, чтобы нивелировать кризисные явления?

Ольга Валиева:
Понимаете, все проекты, которые в последнее время афишируются, они крутятся вокруг инфраструктурных проектов, т.е. поток «Сила Сибири», Южный поток, т.е. все эти вещи, которые требуют достаточно больших государственных вливаний, поддержки банковской системы, но я не слышала о том, чтобы начинало поддерживаться сельское хозяйство, особенно в условиях, если правительство говорит об активном импортозамещении. Более того, буквально позавчера вот эта информация появилась от Минсельхоза, который предлагает лимитировать личные подсобные хозяйства. Пока никакой разъяснительной информации не поступило, были цифры — РБК опубликовал очень короткий комментарий Минсельхоза, там не было цифр и, более того, вообще народ понял, что это будет просто каждый двор, имеющий небольшое количество кур, свиней, коров, будет проверять Роспотребнадзор с нормами СанПиНа, ветеринары и т.д., и т.п., т.е. идет не просто какая-то либерализация законодательства — налогового законодательства или помощь сельскому хозяйству, кстати, самый критический показатель у нас в стране по индексу глобальной конкурентоспособности — это помощь сельскому хозяйству, мы среди 180 стран на 133-м месте. Самый такой отвратный показатель, по которому мы просто вообще в хвосте плетемся. И эту сферу пытаются каким-то образом заорганизовать. Т.е. я не вижу ни одного сегодня инструмента, какого-то постановления правительства, который хоть каким-то образом помогал решать проблемы населения. Ни сельское хозяйство, более того — сейчас идет активное голосование против того, чтобы все-таки импортозамещение в медицинском оборудовании — речь идет об указе, который запрещает ввоз на территорию страны более 100 наименований медицинских изделий и медицинского оборудования, это вообще катастрофа.

Ива Аврорина:
Он ограничивает не ввоз в страну, а участие в тендерах в госзакупках, т.е. если есть российский аналог или произведенный в Белоруссии, по-моему, Азербайджан там еще.

Ольга Валиева:
Там принцип третьего лишнего, когда два российских производителя и третий зарубежный, то участие третьего зарубежного отсекается.

Ива Аврорина:
Это касается только государственной медицины, в частные клиники по-прежнему можно будет завозить качественные томографы и т.д., и т.п.

Ольга Валиева:
У нас сокращается число людей, которые могут воспользоваться частными клиниками, и увеличивается доля тех, которые будут претендовать все-таки на государственное медицинское обеспечение. И есть вещи, которые в принципе никакими аналогами российскими заменить нельзя. Это томографы, потому что там разрешение намного выше. Если качество российского оборудования несопоставимое, то это уже не аналог. По моему глубокому убеждению, должны быть прописаны регламенты и технические какие-то показатели для тех же томографов, тех же УЗИ, дефибрилляторы там, кювезы для новорожденных — т.е. это вещи, которые очень тесно сопряжены с человеческой жизнью, и вот на этом государство играть не должно. Можно регулировать рынки поставок технологий, алкогольной продукции, табачной продукции — пожалуйста, энергетика в конце концов. Но рынок медоборудования регулировать никак нельзя. Потому что в принципе сегодня аналогов оборудования высокого качества, которое необходимо для поддержания уровня жизни, его нет, и более того, у нас и средний возраст, и продолжительность жизни не самая высокая, и темпы роста смертности сегодня достаточно высокие, и выросли за последние полгода, если вы помните, и на это обратило внимание правительство — на 4,4 % выросла смертность за полгода — и тут же на этом фоне издается указ — проект указа, но очень большая вероятность, что наши отечественные производители пролоббируют, долю точно пролоббируют, потому что есть аналоги, правда, не очень высокого качества. Это просто будет катастрофа, я считаю, для отечественной медицины, которая и так плетется в хвосте, еще и не ввозить современные медицинские технологии и не обучать ими пользоваться.

Кирилл:
Здравствуйте!

1) Подскажите, пожалуйста, есть ли шансы увеличить долю среднего класса в структуре населения Россия в условные два раза? Чтобы доля среднего класса была чуть больше/больше половины населения? И сколько для этого потребуется лет?
2) Какие слои общества сегодня относятся к среднему классу? Какой процент занимает средний класс от всего населения РФ?

Благодарю за ответы.

Ответ:
Чисто формально: сейчас среднего класса нет. О перспективах еще можно поговорить.

Ива Аврорина:
Тогда давайте произведем отработку понятийного аппарата: средний класс — это что? Разные же есть версии, как это считать.

Ольга Валиева:
Да, уровень дохода выше среднего и так далее. Но, по моему убеждению, какие-то цифровые данные по доходам — они условны. Что сейчас считать средним доходом? 300 тыс. руб. в год или миллион? Это очень условно.

Ива Аврорина:
Это же зависит не только от дохода, например, у человека зарплата 150 тыс. руб., вроде как вполне себе средний класс, но у одного при этом съемное жилье, неработающая жена, семеро детей и больные родители, а другой живет в родительской квартире один, и все совершенно по-другому выглядит.

Ольга Валиева:
Нужно, конечно, сравнивать по расходам, по потребительским расходам, по условиям жизни, по стабильности каких-то там отношений. Тут уместнее говорить о создании такого климата вообще в стране, при котором возможно развитие среднего класса в ближайшее время или его увеличении в два раза. Пока этих условий не создано.

Ива Аврорина:
Что значит «у нас среднего класса нет»?

Ольга Валиева:
За последние полгода он исчез. Ну нет его.

Ива Аврорина:
То есть кто-то опустился ниже, кто-то поднялся выше, или как?

Ольга Валиева:
Выше вряд ли кто-то поднялся. Нет, безусловно есть категории людей, у которых заработная плата была не в рублевом эквиваленте, как у всех смертных, а в долларовом эквиваленте. Они, конечно, безусловно, стали жить лучше, потому что в рублях они стали получать больше, но их, опять же, к среднему классу можно отнести весьма условно, потому что этот период времени очень непродолжительный. Эти скачки вверх-вниз — это же неустойчивая система созданных условий, когда человек из одной категории плавно переходит в другую, и он знает, что у него карьерный рост, что его накопления не обесценятся и не потеряются, что у него на 3–5 лет есть стимул развивать собственный бизнес, у него будет возможность подключения к энергосетям, возможность расширения бизнеса в конце концов, найма квалифицированных кадров, кстати, проблема во многое упирается, а такой уверенности сегодня нет и, с каждым днем государство эту уверенность опускает ниже плинтуса. Потому что никаких подвижек в создании благоприятных условий развития бизнеса сегодня нет. Гайки как закручивались, так и закручиваются. Сегодня Роспотребнадзор может прийти в абсолютно любую компанию, и если у нас с тобой нет подставочек для ног, поскольку мы работаем за компьютером, то нас могут оштрафовать. Т.е. вот эта нагрузка контролирующих органов сегодня настолько беспрецедентна для России, что о каком-то долговременном формировании среднего класса речи не может быть. Нет условий сегодня. Нет стимулов, нет уверенности в том, что я завтра или через 3–5 лет разовью свою компанию с 5 человек до 150, допустим. И многие просто не выдерживают таких ситуаций неопределенности, многие уезжают, у многих просто чемоданное настроение, апатия, депрессия. И мне на самом деле хочется поддержать таких людей, сказать: «Ребята, все временно». Нужно, видимо, как-то продержаться, вложить силы и средства в образование.

Ива Аврорина:
Всегда продержаться можно, когда ты видишь какой-то срок.

Ольга Валиева:
У нас страна такая, что мы живем от кризиса до кризиса. То есть 1998 год, 2008 год, 2013-й, 2014-й, 2015-й, 2016-й, в принципе народ у нас уже, особенно кто бизнес ведет не первый год, а двадцать первый, они адаптируются, они легче переносят вот эти спады и рост, и их уже ничем напугать нельзя. Но есть молодые, есть люди, у которых жизненный опыт гораздо меньше, вот как раз эту категорию нужно поддержать. Ребята, ну мы уже столько пережили, уже просто надо дальше держаться.

серж:
Есть мнение, что в России кризис не циклический, а системный. Как считаете Вы? И какие реформы в управлении государством необходимы? И есть ли риск для населения в реализации этих реформ?

Ива Аврорина:
Очень многие помнят реформы 1990 года и вообще 90-е годы, кто-то сам не помнит, но знает по рассказам, когда говорят, что денег не было совсем в семьях, зарплаты не платили, работать так невозможно, инфляция 300 %. Вы говорите, что 3–5 лет кризис у нас продлится в случае, если будут предприняты какие-то меры. Какие это должны быть меры, на ваш взгляд, и насколько реально, что это у нас случится, если, как вы говорите, экономика завязана на сырье, на сырьевой экспорт, который только дешевеет, по сути дела, в смысле стоимость углеводородов. Так вот, какие реформы необходимы, насколько велик шанс, что это все-таки произойдет, и есть ли риск для населения в реализации этих реформ? Либо необходимо все-таки что-то такое шоковое, что как в 90-е: кто удержится, тот удержится.

Ответ:
Моя точка зрения, что все-таки с каким-то минимальным набором тяжелых результатов для населения можно обойтись. Но только в том случае, если государство начнет немедленно, чуть ли не с завтрашнего дня, предпринимать какие-то попытки. То есть в первую очередь, я даже сейчас об этом говорила, снизить нагрузку контрольно-ревизионных функций проверяющих на бизнес. Сегодня совершенно невозможные условия для бизнеса, когда любой проверяющий может зайти с улицы и оштрафовать тебя за то, что у тебя под столом подставок нет, ну это условно, хотя действительно такая норма при проверке Роспотребнадзора есть. Сегодня очень избирательное законодательство и избирательное правоприменение: хочу помилую, хочу возбужу уголовное дело. Система защиты прав частной собственности — она сегодня в стране не работает, чего бы там хорошего ни говорили. Поменять резко качество институтов, вот эту вот бизнес-среду, это сегодня архинеобходимо, в текущей ситуации. Но я ничего этого не вижу и, более того, надежда на 3–5 лет — это очень минимально, потому что никаких подвижек не предпринимается. Обычно в кризис принимают какие-то экстренные меры, какие-то сдвиги происходят, но этого нет, и я боюсь, что этого не произойдет в ближайшее время.

Ива Аврорина:
Тогда какие 3–5 лет-то, к чему готовиться?

Ольга Валиева:
Ну, может быть, осенит руководство.

Ива Аврорина:
То есть всем сидеть и уповать на то, что осенит?

Ольга Валиева:
Конечно, нет. Но ситуация такова, какая она есть. Институт защиты прав частной собственности не работает, институт защиты прав миноритарных акционеров не работает, система независимости судов не работает, т.е. вся система защиты бизнеса — ее сегодня нет в стране. Если она начнет выстраиваться, то, может быть, за этим пойдут какие-то еще дальше. Еще один момент связан, конечно, с процентными ставками по кредитным ресурсам.

НИКОЛАЙ:
Когда прекратите эксперименты над народом. Всем помогаете, а свой народ бросили на произвол судьбы. Никокого кризиса не существует. Это Центробанк устанавливает сам курсы валют какие ему выгодны а не курсы валют каторые диктует мировой рынок. Экономикой руководят жулики и воры. У них главная цель это прибыль. Никде на предприятии не соблюдается ни техника безопастности ни норма труда ни санитарные нормы. Рабочие работают по 12 часов и более и всех устраивает этот бардак.

Ответ:
Политика Центрального банка, конечно, за последний год — это даже не политика, это какая-то игра. Потому что невозможно в условиях кризиса делать плавающую ставку, освобождаться вообще от какого-либо государственного регулирования рубля — именно в момент кризиса этого делать было нельзя. Потому что пошли лихорадочные скачки рубля, сам Центральный банк выступил активным и кредитором, и скупщиком валюты. Это все лихорадило, экспортеры — и импортеры, кстати, очень сильно страдают от того, что курсы так прыгают. То есть у Центрального банка на сегодня политика просто безобразная, особенно когда резко повысили ключевую ставку, а потом резко ее также опустили, банковский рынок это ввело в такое недоразумение, а что же делать со ставками по кредитам? И многие связывали снижение ключевой ставки до 11 % и снижение стоимости на кредиты, что этого не произойдет, что в экономике сохраняются очень высокие риски. Риски того, что те, кто возьмут кредиты, не выполнят свои обязательства по погашению долга и суммы этих кредитов, потому что все-таки платежеспособность, спрос как со стороны населения, так и со стороны бизнеса, он сильно упал. И поэтому сегодня эта ключевая ставка Центрального банка перестала играть существенную роль на кредитном рынке. То есть раньше мы ориентировались: ага, Центральный банк снизил ключевую ставку, значит все остальные банки стоимость кредита уменьшат с 20 % до 15–16, но поскольку Центральный банк является кредитором банков второго уровня, то сейчас этого не происходит, т.е. прямой связи нет, т.е. Центробанк ключевую ставку снижает, а банки как держали свою ставку, так и держат, и будут держать. Сегодня Центральный банк вообще перестал быть регулятором, и это самая тяжелая ситуация, потому что Центральный банк озабочен только сохранением темпов инфляции, никакой активной кредитной политики по отношению к банкам второго уровня он не ведет, в принципе он не заинтересован развитии реального сектора, то есть у него очень узкая какая-то функция, задача — это удержание темпов инфляции. Вот на это он и пытается работать. Все остальное Центральный банк не интересует. Конечно, по идее это должно было бы интересовать Министерство финансов, которое должно готовить государственные программы поддержки бизнеса, отечественного производителя, отечественных отраслей, развивать какие-то межведомственные программы, межтерриториальные программы, кластерные программы, вводить какие-то преференции для тех же компаний, которые импортозамещением занимаются, т.е. настолько тогда активная политика должна именно Минфина в такой ситуации. Но если вы замещаете функции Центрального банка и выходите с поддержкой к компаниям, к бизнесу, опять же, этого нет. Нет активности правительства, нет активности министерств.

Влад:
Так за что именно Путин В.В. похвалил ЦБ, когда происходит такой рывок курса доллара к рублю?

Вопрос Натальи: Как Вы считает правительство сознательно не хочет ничего делать с экономикой или не может, не знает как развивать экономику?

Ива Аврорина:
Вот они налицо кризисные явления, вот оно падение уровня жизни у подавляющего большинства населения, при этом мы не видим никаких конкретных действий. В чем причина? И что хорошего сделал Центробанк?

Ответ:
Для меня тоже большой вопрос, за что похвалил президент наш Центральный банк, потому что за последние полгода ничего позитивного для банковской системы не произошло. Более того, мы видим, что конкуренция в банковской системе сокращается, отзываются лицензии, уже затронуты частные пенсионные фонды, в которые находились частные пенсионные накопления, а ведь это прямая функция на самом деле Центрального банка, потому что он является основным регулятором этой системы в том числе. Для меня тоже загадка, за что за что похвалили Центральный банк. За вот эти вот бешеные флуктуации, которые сказались очень сильно на экспортерах и импортерах, потому что заключаются контракты, люди не знают, а завтра какая цена будет у этого контракта? То ли она будет выше в рублевом эквиваленте, то ли ниже, что резервировать вообще на своих счетах. Эта ситуация вообще аховая на самом деле. Для меня тоже загадка, потому что я такой позитивной роли Центрального банка за последние полгода не вижу.
По поводу действий правительства. Сознательное, несознательное, могут, не могут — по моему глубокому убеждению, сегодня настолько все ведомства разрознены, каждый выполняет какую-то свою определенную функцию, какой-то набор мер, который они считают нужным, при этом синхронность каких-то действий, согласованности действий всех министерств и ведомств вообще не просматривается. Причем Минфин говорит одно — ратует за то, что политика должна быть другая, развитие территорий должно быть другое, и тут же мы наблюдаем увеличение дефицита бюджета во всех регионах. Минэкономразвития тоже с этим не знает что делать. Давно известно, что основная масса регионов сегодня имеет очень высокий дефицит бюджета, в том числе и Новосибирская область. Они закредитованы, берут кредиты у самых обычных коммерческих банков, мало того, уже у Сбербанка Новосибирская область уже заняла по тем же ставкам 9 %. То есть ситуация с дефицитом бюджета во всех регионах очень тяжелая. И тоже никто не говорит, как исправлять ситуацию. Есть даже регионы-банкроты — Биробиджан, Еврейская автономная область, округ, это действительно регион-банкрот. У нас очень много дотационных регионов, в том числе республики Северного Кавказа. Ситуация очень тяжелая, и в любом министерстве, куда ни копни, но мер нет, не афишируются. Либо настолько все очень фрагментарно. Минсельхоз — это вообще притча во языцех с этим регулированием личного подсобного хозяйства, будто больше заняться нечем. Во всем мире личное подсобное хозяйство поддерживается, снижаются налоги, увеличивается доступность субсидий, снижаются ставки по кредитам, и только у нас вдруг озаботились сокращением поголовья скота и птицы в личных подсобных хозяйствах. Больше делать нечего?